— Понятен, — вздохнула Хип, припомнив солдатика у проходной.
— Ещё один герой, — продолжил я, указав взглядом на следующего. — В камуфляже бугай. Мордатый такой, с глубокой мудростью во взоре. Запеленговала? Это Саранча, знаменитый тем, что может сожрать трёхдневный запас для двух сталкеров за один присест. Других подвигов за ним не наблюдалось пока, а вот бросить напарника или обворовать чужой схрон у него не заржавеет. Проходили на собственной шкуре. Вот эти двое — гниль. Остальным, как ты выражаешься, «респект». Настоящие, бывалые дяди. В знакомые сама не набивайся, но если заговорят, общайся душевно, открыто, с достоинством. Много не болтай, если что сказать не хочешь, то не ври, а просто промолчи. Поймут.
— Лунь, зараза, а какого хрена ты моего парня в ученики не взял? — с обидой протянул Бивень, одноглазый и безногий сталкер, чьи ходки в Зону давно закончились, и он занимался разным старьём, мастеря из негодного, бросового оборудования вполне приличные комбезы и детекторы.
— Да потому, что бестолочь он, и говнюк к тому же, — честно признался я. — Не знаю, Бивень, чего ты в нём нашёл. Мне одной ходки с ним хватило надолго. Гони ты его, дружище.
— А эта — не бестолочь? — Бивень покосился на Хип, и девушка подобралась, блеснула глазами.
— Дай Бог каждому так начинать, — я ободряюще хлопнул стажёра по плечу.
— Привет, Лунь, — прислонил два пальца к виску Фреон.
— Здорово, бродяга… — Морлок покривил в улыбке глубокий шрам на пол-лица. Привет, привет, дружище… помню, как ты меня после «морилки» откачал, такое не забывается. Должок за мной.
— Шалом, сталкер. Ну, как там Зона? — Сионист приподнялся со стула и коротко кивнул.
— Шевелится, крестник, — ответил я с таким же полупоклоном.
Пожав руки ближайшим и помахав остальным, я пристроился у стойки. Барин без лишних вопросов поставил стакан и налил из запотевшей бутылки сто пятьдесят ледяной. Радиацию выводить. Эх, хорошо пошла.
— Фугас гробанулся, — сообщил он.
— Выброс? — Я сглотнул ком в горле. Предупреждал ведь дурака, чтоб не трепался, не дразнил Зону. Эх…
— Нет. Вообще не в Зоне. В ванной поскользнулся и головой об кафель. Врачи говорят, сразу.
Горечь, тяжёлая горечь в душе. Фугас, бродяга, как же ты так? Любила, может, тебя Зона, да приревновала Большая земля. Барин плеснул ещё.
— Что, знакомы были?
— Немного. Встречались пару раз. Вчера ещё его видел, пьяный из Зоны возвращался.
— Вот такая она, жизнь, — вздохнул Барин, скорбно опустив кончики пышных, пшеничного цвета усов. — Ну, если есть чего, то давай ко мне…
Хороший мужик Барин. Довелось ему и в горячих точках побывать, и посидеть тоже, кидала жизнь как хотела. Сталкерил поначалу, но что-то не срослось, бывает такое — не дано человеку, и всё тут. Но из Зоны не ушёл, стал барыгой. Хотя словечко это поганенькое к Барину ну никак не подходило: барыга мелочен, жаден, часто подл как матёрый «осьминог» и жесток, что твой кровосос. Вот и прозвали сталкеры Барином, до этого в Казаках ходил. И подходили ему имена эти здорово: массивный, неторопливый, рассудительный, говорит веско, предупреждает один раз, а если не внял, то может и кулачищем вдарить. Усы, как у гоголевского Бульбы, шикарные, светлые, с желтизной от любимой «беломорины», насмешливый взгляд и нос картофелиной. Барина уважали все. И было за что: за хабар рассчитывался железно, без гнилых «штрафов» и «отходных», если давал в долг, то проценты были не кабальные. Артефакты, снаряжение на продажу и прочее Барин, как ни странно, считал за хобби, интересное занятие, не мешающее делу. Настоящим же призванием Барина было его любимое заведение — Бар. Именно так, с большой буквы. Начиналось всё с подвала полуразрушенной фабрики недалеко от Свалки, потом, уже при мне, в обширном, облагороженном бомбоубежище какого-то бывшего ПТУ. Теперь уже недалеко от Периметра, в научном городке Чернобыль-7 Барин три года назад открыл солидное заведение с оборудованным залом, сверкающей барной стойкой, кухней и целой анфиладой различных «подсобок», в которых принимал хабар, продавал оборудование, оружие, держал запасы. На втором этаже в трёх комнатках обитали повар и два помощника.
— Есть немного, — кивнул я. — Слушай, это ты навесил иллюминацию на входе?
— Ну. А что, не надо было? — обеспокоился Барин.
— Да не, класс, солидно получилось, красиво. Настоящий бар, как в Европе.
— А то ж… — Барину понравилось сравнение. — Где стажёра подобрал, Лунь?
Спросил, как будто и не замечал шагающую рядом Хип. Молодец, промолчала.
— У Коржино. Из «Свободы» ушла в одиночки.
— Будет толк?
— Думаю, да.
Барин остановился, посмотрел на Хип так, словно только что увидел.
— Ну, значит, прибыло в полку. Повезло тебе, девка. К Луню конкурс похлеще, чем в театральный, сам ему троих серьёзных ребятишек подсовывал, не взял, чертяка. Ежели походишь с ним годик, то уже сама сможешь учеников брать.
— Я покраснел до корней волос, — сбивающимся голосом промямлил я, опустив глаза и ковыряя пол мыском ботинка. — Не конфузьте, ваше превосходительство, перед дамой…
— Одна беда. Балабол, каких поискать, — продолжил Барин. — С другой стороны, оно тебе веселей будет.
Погромыхав связкой ключей, бармен открыл обшитую железом дверь и нашарил выключатель, осветив комнату размером с половину спортзала, после чего на пару минут забежал в каморку. Появился он уже облачённым в тяжёлый резиновый передник наподобие тех, что используются на скотобойнях и толстые перчатки до локтя.